Архимандрит Константин Зайцев
Чудо Русской истории
Всежизненный подвиг православного христианина
«Что есть муж совершенный в обычном порядке, всем ведомо... но что есть муж совершенный в Господе, никому неведомо, кроме вступивших в сей возраст... Неведомость сия зависит от высоты совершенства духовного, которое именуется мужеским возрастом в жизни по Богу».
Свт. ФЕОФАН Затворник.
Жизненное задание христианина безмерно высоко: христианин видит назначение свое исполненным только в вечности. Красноречиво и сильно говорил об этом архиепископ Иннокентий Херсонский:
«Пред нами - вечность... Ах, братие мои, обращали ли вы когда-либо к самим себе сии грозные и потрясающие слова, и размышляли ль когда-либо о сем важном предмете?.. Мысль о вечности всегда производила великое действие: она воодушевляла мучеников и делала для них не страшными самые лютые страдания; она затворяла в пустыни подвижников и доводила их до подвигов самоотвержения нечеловеческого; она останавливала даже закоренелых грешников на пути беззакония и подавала им мужество сразиться со своими страстями. Чего бы размышление о вечности не могло произвести и над нами, если бы мы, внимая спасению души своей, хотя по временам умели ему предаваться, как должно.
Нам предстоит вечность! Итак, все временное, как бы оно ни казалось важным, есть яко ничто в сравнении с вечностью. Слава, честь, достоинства, титулы и отличия - ничто; ибо они в час смерти спадут с нас, как падают теперь листья с дерев. Много ли их было на дереве или мало, все равно - дерево голо. Богатства, стяжания, домы, вертограды - ничто, ибо из всего этого ничего не пойдет за нами - в вечность, все достанется другим, может быть, даже врагам нашим, и употребится против наших желаний и намерений. Самые горести и бедствия, от коих мы в этой жизни плакали, роптали, не знали, где найти места - ничто; ибо в час смерти они явятся, как не бывшие.
Нам предстоит вечность! Ибо существенно важно для меня одно то, что может прейти со мною в другой мiр».
«Не стоит видимый мiр, - пишет епископ Игнатий (Брянчанинов), сменивший карьеру блестящего родовитого и богатого барича на аскетическую жизнь чернеца, - чтобы служить ему и им заниматься! Чем он награждает слуг своих? Сперва игрушками, потом гробом, тлением, темной неизвестностью будущего, рыданиями ближних и вскоре забвением ими. Другие награды у слуг Христовых: они проводят здешнюю жизнь в изучении истины, в образовании себя ею... вступают в вечность уже коротко ознакомленные с вечностью».
В свете вечности и встает перед каждым христианином великая задача всежизненного его подвига. В чем его основной смысл?
«Свойственно каждому существу, - говорит тот же епископ Игнатий, - действовать, внутри и вне себя, сообразно естеству своему. Так, и облеченному во Христа, новому человеку, свойственно мыслить, чувствовать, действовать, как мыслит, чувствует, действует Христос».
«Видим, - говорит св. Тихон Задонский, - что люди многое кое-чего за великое поставляют; но христианам едино только то велико, что Божественное и вечное. Ибо они видят и думают, что все земное и временное, как тень, преходит, и потому все им то, как ничто. Сие есть правое мнение, сие есть истина непреоборимая. За великое люди почитают рожденным быть от царя и быть и называться чадом царским; но христианам великое есть рожденным быть от Бога и называться и быть чадом Божиим... Христианине! подлинно велико есть, велика честь и слава быть и называться чадом Божиим, и всю и всякую славу мiра несравненно превосходит, но от любителей сего презирается. Христианине! ищи того великого, и будеши подлинно честен и славен. Чада подобно родителям рождаются: надобно и христианам подобными быти Богу, когда хотят быть чадами Божиими».
Стать подобными Богу! Вот, значит, в чем состоит задача всежизненного подвига каждого христианина! Задача подлинно неизмеримая, цель воистину недосягаемая! Так это и понимается Церковью: требования, ставимые ею каждому отдельному ее члену - безпредельны. «Называться» христианином далеко еще не значит «быть» им! Иннокентий Херсонский однажды обратился к своей пастве со следующим прямым и ошеломляющим вопросом:
«Христиане ли вы? Не удивляетесь сему вопросу и не почитайте его необыкновенным. У нас звание христианина унижено, вменено в малое, предано забвению, но оно важнее всех званий и отличий в мiре: ибо оно одно прославит или постыдит нас некогда пред лицом всего мiра. Раб ли кто и находится в самой презренной доле: если он истинный христианин, то его ожидает престол и царство, с коим не могут сравняться все престолы земные. Властелин ли кто и правитель: если он не христианин истинный, то его ожидает такая тьма, такая бедность, такие узы, пред коими все темницы земные, все лишения, скорби и казни человеческие суть малое токмо подобие.
Итак еще вопрошу: христиане ли вы? Не спешите ответом. Нам очень хорошо известно, что вы все крещены во имя Отца и Сына и Святаго Духа, что вы по временам ходите в храм Божий и совершаете известное количество поклонов и молитв, что раз в году вы во время поста являетесь к исповеди и причастию святых Тайн, что вы не убегаете и прочих таинств и обрядов св. Церкви: все это принадлежит к званию христианина, но все это одно не составляет еще истинного христианства. Ибо, исполняя все это, можно быть худым человеком, неверным супругом, жестоким господином, мздоимным судьей, лукавым продавцом, вредным гражданином: можно ли таких людей назвать христианами? Нет, христианину, как обещано чрезвычайно многое, так и требуется потому от него немалого.
От христианина требуется, чтобы он не имел своей воли и своих правил, занятых от мудрости земной или обычаев века, а следовал во всем воле Божией и правилам Евангелия.
От христианина требуется, чтобы он не подлежал своей падшей природе, не давал воли над собою страстям, а сражался с ними и побеждал их...
От христианина требуется, чтобы он во всех действиях и при всех обстоятельствах своей жизни имел в виду не одно свое благосостояние, а первее всего славу Божию и благо своих ближних.
От христианина требуется, чтобы он, живя в мiре, пользуясь дарами природы и искусства, плодами труда собственного и чужого, не прилеплял ни к чему сердца своего, был готов всегда все оставить, чтобы не потерять совести и своего спасения.
От христианина требуется, чтобы он не столько водился настоящим - видимым, сколько взирал на невидимое и ожидал грядущего, приготовляя себя к мирному переходу, путем смерти, в вечность, к Искупителю своему и Господу.
От христианина требуется, чтобы он был превыше не только соблазнов, но и скорбей мiра, чтобы вел явную и тайную брань с пороком, господствующим в сынах века сего, чтобы всегда и для всех служил примером любви, смирения, благодушия, терпения, незлобия:
Вот требования от христианина. Требования необходимые, без которых христианство остается праздным именем...
Есть ли в вас все сие, братие мои? Можете ли сказать, что спасение душ ваших для вас дороже всего в мiре?..
Блажен, кто чувствует в совести своей, что не напрасно носит он драгоценное имя христианина...»
Как же стать подлинным христианином? Где искать руководства в деле христианского воспитания своей души? В природных свойствах души человека? В тех инстинктивных движениях, в тех вкусах и наклонностях, которые живут в человеке и подсказывают ему то или иное направление его действий? Нет! Православная Церковь очень низко оценивает место, занимаемое «природой» в иерархии духовных ценностей. Вот как об этом говорит митрополит Филарет:
«Чтобы определить значение и достоинство жизни по природе, надобно взглянуть на место, которое занимает она во владычестве Божием и Христовом. Хотя владычество сие безпредельно и неизмеримо для нас: однако, поелику во всяком благоустроенном владычестве можно заметить некоторое распределение состава его, соответственно целям управления: то богословы не без основания заметили во всеобщем владычестве Божием и Христовом три сопредельные царства: царство природы, царство благодати, царство славы. Вход в царство природы открывается человеку естественным рождением, в царство благодати - крещением, в царство славы откроется воскресением из мертвых и последним судом. С царством славы непосредственно сопредельно царство благодати, и только через сие лежит к оному путь из царства природы. Следственно, кто живет только по природе, тот на целое царство удален от блаженного царства славы. И потому, когда в последний день все царство благодати окончательно перейдет в царство славы, а земля и яже на ней дела сгорят, где тогда останется безблагодатная жизнь по природе, если не в природе преисподней».
Искать ли руководства в самоощущении нравственном, ориентироваться ли на то сознание удовлетворенности, которое иногда получает господство в душе человека? Опасный это путь, и горькие разочарования готовит он. Нравственным удовлетворением лишь казаться может закоренелому грешнику то, что на самом деле есть привычная притупленность нравственного сознания.
«Пришед в развалины, храм душевный, подобно храмам чувственным, становится виталищем ночных птиц и гадов нечистых, - я разумею, мрачных помыслов и душетленных пожеланий греховных, - говорил однажды архиепископ Иннокентий Херсонский. - Мало сего, - как среди развалин, в дремучем лесу, нередко избирают себе пристанище люди, отверженные обществом - тати и душегубцы: так между развалинами храма душевного всегдашнее, любимое жилище духов злобы поднебесной...
Судя по сему, как бы бедному грешнику не чувствовать своего ужасного положения? Но он не чувствует его, не видит своих внутренних развалин, почитает себя целым и безопасным, радуется даже нередко своему блаженному, как он думает, состоянию. До того грех и страсти ослепляют грешника, портят его мысли и суждения, извращают его ум и сердце! Эти духовные развалины кажутся нередко и другим прелестными, подобно развалинам вещественным: потому что они также покрыты мохом, увиты повиликою, испещрены цветами, то есть потому, что в развращенном человеке остаются следы модного образования, проблески вкуса мiрского, цветы воображения, остроумие, бездушная уветливость и любезность плотская.
Посему то, братие, первое правило человека, не отрекшегося от своего спасения, никогда не доверять своей наружной честности, своим, так называемым на языке мiра, прекрасным качествам. Пусть удивляется и любуется ими мiр: а мы должны смотреть на них испытующим оком совести. Почему? Потому что все это может быть не что иное, как одни жалкие развалины внутреннего храма души, приобретшие некоторый вид красоты и занимательности от самой давности своего разрушения...»
Страшные перспективы открывает такое состояние души человеку! «В видимом и временном мiре, в котором ты живешь, - говорит митрополит Филарет, - нет ничего неподвижного, но все идет и проходит. И твоя жизнь идет и проходит; ты покоишься иногда, невидимому, телом, но твои сокровенные помышления, твои тайные желания непрестанно в движении: а потому, если ты не идешь путем спасения, то верно идешь путем погибели, или, если не идешь, то падаешь, - падаешь из жизни духовной в плотскую, из жизни человеческой в скотскую, и не приметишь, как обрушишься в жизнь адскую, в смерть сугубую, - невозвратно. Подумай же о своем пути!»
Но вот образумился человек, готов всей душой обратиться к Богу. Увы, мало и этого!
«Если ты спросишь, - говорит митрополит Филарет: - для чего же человеку не прийти к Богу одною собственною волею, которая свободна? Ответствуют в добрый час. Сделай опыт. Но если будешь внимателен: то, без сомнения, найдешь и признаешь то, в чем признавались лучшие нас с тобою: еже хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю; не еже бо хощу доброе творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим. 7. 18-19)... Человек не может прийти к Богу сам собою, без особенного чрезвычайного низведения к нему силы Божией»...
«Опыт доказывает, - говорит тот же святитель, - что желание быть добрым нередко бывает слабее страсти, влекущей к пороку, и ею побеждается; что познанный закон предлагает добро, но не дает силы творить оное; что добродетельные чувствования, из жестокого сердца, как огонь из кремня, высекаются с трудом, а легко угасают, в мягком же сердце, хотя и легко возгораются, как огонь во льну, но также тлятся слабо и недолго; что дела, внешнею стороною своею добрые, со внутренней стороны своей часто бывают осквернены нечистыми побуждениями: своекорыстием, самоуслаждением, тщеславием: что природа человеческая из самого корня своего зло производит...»
Самые успехи нравственного совершенствования, утешающие чувство собственного достоинства нашего и вызывающие чувство уважения к нам со стороны других, могут оказаться призрачными в свете Христовой Истины.
«Напрасно» будет носить драгоценное имя христианина тот, кто самоуверенно и самодовольно ограничивается тем, что будет строго и добросовестно выполнять требования обычной человеческой, личной и общественной морали.
«Не будем обманываться привлекательным видом, который имеет обыкновенная мiрская честность, - говорит митрополит Филарет, - не быть врагом веры, не делать вопиющих несправедливостей, оказывать иногда благодеяния, убегать вредных излишеств, кратко: исполнять только необходимые и наружные обязанности человека и члена общества, значит только повапливать свой гроб (Мф. 23, 27), который между тем внутри полн костей мертвых...»
